Известный «яблочник» о том, что истинная партия власти в России — спецслужбы и что у нас не Федерация, а унитарное государство
Об одной из самых криминальных схем приватизации, свободе слова при Ельцине, заканчивающейся неприкосновенности Чубайса, военном психозе и о том, почему партия «Яблоко» немного опоздала родиться… Обо всем этом в интервью «БИЗНЕС Online» рассказал Лев Шлосберг, член федерального политического комитета партии «Яблоко», руководитель псковского регионального отделения партии и фракции «Яблоко» в псковском областном собрании депутатов.
Лев Шлосберг: «Мы находимся в очень странном состоянии, когда легальная оболочка государства, включая Конституцию, не соответствует фактическому государственному устройству и правоприменению»
— Лев Маркович, сейчас много гаданий о том, что будет с Россией дальше. Интересна ваша точка зрения как одного из федеральных руководителей «Яблока».
— Хочу напомнить, что постсоветская система, созданная после 1991 года, была предназначена для модернизации страны. Но эта задача провалена полностью. Мы не смогли стать современным, европейским — в культурном, не в географическом контексте — демократическим государством. Прошло 28 лет — задача не решена: демократия не построена, институты не созданы, частная собственность не стала основой экономической жизни, по большому счету не сделано ничего.
Сейчас одновременно и действующая власть, и, скажем так, несогласные с ней люди, политические и общественные организации снова пытаются осознать, каким должно быть российское государство. Но мы находимся не в 1991 году. Мы пребываем в очень странном состоянии, когда легальная оболочка государства, включая Конституцию, не соответствует фактическому государственному устройству и правоприменению. У нас нет федеративного устройства — Россия по существу унитарное государство. Слово «Федерация» является лишним в названии «Российская Федерация». И есть совершенно очевидное желание создать политическую силу, доминирующую вне зависимости от имитационных выборов.
— Трансфер власти?
— Для этого Владимир Путин сейчас будет использовать свой последний срок. Юридически последний — политически они ищут все возможности, чтобы начать новый отсчет, это совершенно понятно. У них нет решения, что делать дальше. Но оставшиеся годы Владимир Владимирович будет использовать для государственного переустройства таким образом, чтобы легитимировать фактически сложившуюся и сделавшую людей абсолютно бесправными модель власти. Такую, в которой правам и свободам человека вообще не останется места, как и, кстати говоря, ни национальной, ни культурной идентичности, потому что в московском Кремле видят прямую связь между культурной и национальной идентичностью и независимостью политического мнения. Поэтому все самостоятельное будет нивелироваться и ситуация станет ужесточаться.
— Какую могут избрать государственную модель?
— Можно обсуждать. Но уже видно стремление вторую главу российской Конституции просто зачистить и реально создать унитарное государство, максимально приближенное к имперскому устройству. Безусловная политическая ошибка, это вернуть страну даже не в XX, а в XIX век. Но подобное в окружении Путина обсуждают на полном серьезе! Те, кто находится у власти, хотели это сделать после президентских выборов. Однако, будучи людьми, прошу прощения, глупыми и жадными, сначала решили провести пенсионную аферу, а потом уже — государственную. Но после пенсионной аферы государственная реформа не прокатила — и ее отложили.
Статья Валерия Зорькина о необходимости пересмотра принципов Конституции была частью сценария, как и материал Владислава Суркова о «глубинном народе». С точки зрения написанного это политическая чушь, но вот с точки зрения раскрытия их представлений о народе очень откровенно. «Глубинный народ» — это народ, которому не нужна демократия. Ему необходим царь. Народ, которому в принципе не требуются выборы, потому что и так все ясно: есть наместник Бога на земле, его помазанники.
В сценарий трансфера власти вполне вписывается очередная попытка объединения России и Беларуси и создания нового конституционного пространства. Но это споткнулось о саму Беларусь, ее президента Александра Лукашенко и прямую готовность белорусского общества консолидироваться с Европейским союзом в куда большей степени, чем с Россией, потому что ЕС не поглотит Беларусь.
— Складывается ощущение, что наверху не знают, куда идти…
— Есть несколько сценариев развития страны в преддверии условного 2024 года, в том числе очень плохой, но он обсуждается — это сценарий военной диктатуры. Он возник, потому что наверху сейчас действительно не понимают, как обеспечить трансфер власти.
В стране реальную власть получили силовые структуры. Партия власти в России вовсе не «Единая Россия», ею являются спецслужбы — конечно, в широком смысле: ФСБ как основа, ФСО, контрразведка.
С единороссами я как депутат областного собрания общаюсь в ежедневном режиме. Знаю, кем они были до ЕР, в каких партиях состояли, за какие деньги пришли сюда и сколько платят ей сегодня. Есть у меня знакомый предприниматель, который несколько лет подряд вкладывал миллионы рублей в псковскую «Единую Россию». Еще лет 8–9 назад он мог позволить себе быть откровенным в частном разговоре и тогда сказал: «Если бы вы знали, как я жалею!» Но всё — человек уже влип в эту систему…
Так вот, сценарий военной диктатуры — план того, как, не имея возможности быть частью легальных политических институтов, формализоваться в реальной политике. Силовики же не могут оставить свои кресла, потому что именно с помощью них контролируют власть. Поэтому появилось стремление имитировать некую военную ситуацию. Вы заметили, общество готовят к войне, психологически — к ее возможности. Учитывая, что мы сами уже почти на всех напали и всех победили, но это не привело к полной консолидации общества вокруг власти, оно перестало реагировать на военные победы за рубежом. Почему безумный маразматический поезд с сирийскими военными игрушками появился в России? Потому что на телекартинку люди перестали реагировать. И вот взяли этот хлам и повезли через всю страну. Попытка материализовать военный миф. Но подобное уже не возбуждает, не консолидирует граждан вокруг власти. Для того чтобы провести последнюю волевую консолидацию и мобилизацию, нужно, чтобы на Россию напали. Надо имитировать или спровоцировать нападение на нас.
— Спаси бог!
— Спаси бог! Потому что тогда может случиться все что угодно. Введение военного положения, запрет выборов, СМИ, легальной политической деятельности — работа партий при военном положении приостанавливается. Отчаянный ход, фактически путч в новых реалиях. Это 19 августа 1991-го условного 19 августа 2021 года.
Но, если подобное сделают, это будет последнее, что смогут выполнить. Такое означает полностью расчехлиться и может сломать всю систему, их собственную систему, потому что ресурсов для поддержания волевого сохранения власти наверху на самом деле нет. Это все планы от страха. Они очень боятся, потому и появился закон «О неуважении к власти», который написан бездарным русским языком. На самом деле буквально он напечатан так, что из него следует: за уважение к власти надо наказывать, а за неуважение ничего не будет. Потому что там перепутаны деепричастные обороты — подряд их 6! Что, уже не осталось тех, кто пишет на хорошем русском языке?..
— Отрицательный отбор…
— Отрицательный отбор, отрицательная селекция. Если очень грубо — генетический тупик. Это ужасно — когда для них, чем хуже, тем лучше. Ну примерно так: та сволочь еще недостаточно сволочь, чтобы могла быть нам верной опорой. Все, приехали. Подобное может еще долго продолжаться, есть запас инерции. Люди не спешат раскачиваться — печальный предшествующий опыт никого не вдохновляет. Но власти сами делают все для того, чтобы их возненавидели.
— Чуть не каждый день слышим от чиновников жуткие высказывания…
— Они предпринимают совершенно титанические усилия для того, чтобы их возненавидели. В этом смысле работают против себя. Другое дело, что подобное не гарантирует успех нам, не снимает с нас ответственности за нашу работу. Если ты решил молчать, дождаться счастья — так тоже можно. Промолчи, промолчи, промолчи — и потом попадешь в палачи. Тебе-то кажется, что ты будешь в счастливом будущем, но… Молчание — это палачество.
— Вы в одном из интервью сказали: «Мне кажется, совершенно нормально в свободной демократической стране для любого человека ставить себя на место президента». С точки зрения одного из федеральных руководителей «Яблока», сегодня какие три главные проблемы страны должен бы решить президент России?
— Первая задача — это устранение несправедливости. Мы стали страной несправедливой государственной политики. Вторая — освобождение экономических возможностей людей. Они не могут нормально зарабатывать, поднимать свое благосостояние. Экономика как институт полностью беззащитна, поэтому она настолько и коррумпирована, и разрушена одновременно.
— Можно про нее чуть подробнее? «БИЗНЕС Online» — деловая газета.
— При современном способе ведения бизнеса должны быть созданы три условия для развития экономики. Первое — независимая судебная система. Второе — цивилизованное законодательство для развития экономики всех уровней: от ИП и даже самозанятых до самого крупного бизнеса. Третье — создание гарантий инвестиций капитала внутри страны, что законы не перепишут через год и что суд защитит предпринимателей. И вот когда эти триллионы долларов — не рублей — начнут работать в России, мы, наконец, увидим в нашей стране современное эффективное промышленное производство. 5–8 лет нормального бизнеса — и мы получим современные заводы.
— Хотелось бы верить…
— Ну и третья задача для президента. Хотя первая, вторая, третья не по значимости, можно было начинать и с последней. Третья — мир, прекращение всех войн, о чем я уже говорил. Мы становимся «осажденной крепостью». У нас военная должность Путина — верховный главнокомандующий — значит больше, чем просто президент, его воспринимают и позиционируют как верховного главнокомандующего. То есть мы воюющее государство. Подобное опасно, в том числе психологически. У нас миллионы людей в стране заражаются милитаризмом — на самом деле страшная вещь, потому что это военный психоз, разжигание войны, психологическая подготовка граждан к возможности военного развития событий. Это очень, очень серьезно.
Вот я выделил три проблемы — справедливость, экономика, мир.
— Отдельно про пенсионную реформу вы говорить не стали. Но ваше отношение к ней понятно, цитирую ваше высказывание в одном из интервью: «Ну как можно отнять у людей 1,5 триллиона рублей одним действием — имеется в виду так называемая экономия государства на повышении пенсионного возраста — и принять федеральный бюджет на 2019 год с профицитом в 2 триллиона рублей?» КПРФ, СР и ЛДПР подавали в Конституционный суд, но он отказался проверять закон о пенсионной реформе. Сделать ничего нельзя?
— Хороший вопрос. Осуществлено многое, что власть хочет представить как необратимые действия: дескать, мы решили — и уже ничего не изменится. Пенсионный возраст повышен, права граждан ограничены… Но пенсионная реформа — самая крупная афера последнего времени, экономическая и политическая. Первое и главное, что она показала, — насколько власти вообще оторвались от людей. Наверху были абсолютно уверены, что народ эту аферу проглотит. На всякий случай запустили ее на фоне чемпионата мира по футболу и оказались крайне обижены, что мундиаль закончился, а резко отрицательная реакция на пенсионную аферу осталась.
Люди прекрасно понимают, что беспардонно нарушен некий неписанный и даже нигде не озвученный…
— Общественный договор…
— Абсолютно верно! Общественный договор — лояльность в обмен на благополучие. Но тогда должно быть последнее. А когда оно заканчивается на глазах, то какая лояльность? Есть знаменитая фраза Авраама Линкольна: «Можно обманывать часть народа все время и весь народ — некоторое время, но нельзя обманывать весь народ все время». Эта формула сейчас становится реальностью. Ресурсы власти исчерпаны. Наверху потеряли голову, чувство реальности после 18 марта 2018 года. Получили сумасшедший результат за Путина, и тут властям показалось, что они политически бессмертны, у них настало личное и корпоративное политическое бессмертие. А тут вдруг — такая реакция на пенсионную аферу. И деньгами проблемы народа не зальешь, как раньше…
— Денег нет? А известный профессор Валентин Катасонов сообщил, что в прошлом году чистый отток капитала составил 67,5 миллиарда долларов. Телеграм-канал «Серпом По» утверждает, что по итогам первого квартала 2019-го профицит федерального бюджета был 546 миллиардов, а реальный профицит даже еще выше — 762 миллиарда рублей. Наш блогер, экс-депутат Госдумы Иван Грачев пишет, что Россия скидывает порядка 6 триллионов рублей в год в свои фонды на Западе. Причем эти деньги в любой момент могут отобрать…
— Сейчас уже да, санкции работают.
— Как же «денег нет»?
— Они есть, да идут не туда. У Путина и его группы совершенно другое представление об общественных потребностях. У них есть общая картина национального бюджета. Этих бюджетов два. Консолидированный бюджет Российской Федерации — примерно 30 с небольшим триллионов рублей. Из них половина — собственно федеральный бюджет и половина — все региональные и муниципальные бюджеты вместе. Это официальные деньги, которые идут через бюджетную систему, их собирают через налоги и внебюджетные фонды.
И есть неизвестный точно, скорее всего, превышающий данную цифру в несколько раз неформальный бюджет — корпораций, которые контролирует власть, в том числе нелегальные деньги. Данная сумма неизвестна. Из нее движется отток денег за рубеж, десятки миллиардов долларов, уходящие из России ежегодно. Подобное фиксируется неизбежно, потому что поток осуществляется через банки, средства невозможно вывезти мешками. И это суммы, которые заставляют вздрогнуть, как раз те, про которые говорят: в России есть деньги!
— То есть действительно имеются. Большие деньги!
— Но приоритеты власти абсолютно другие, чем у народа. У нас ежегодно после 2014-го снижаются расходы на образование, здравоохранение, культуру, ЖКХ, спорт… Ну отдельный случай был — Олимпиада. Понятно, что в нее вложили то, что могли. Но убили же потом компании, которые строили объекты в Сочи. Мне довелось оказаться там где-то через год после Олимпиады, был экспертный форум, меня пригласили. Нам показали и спортивные стадионы, и горнолыжные комплексы в Красной Поляне.
Мы узнали, что жители Сочи в глубоком шоке, например, от того, что там построили огромное количество жилья, а оно сейчас пустует. Это же город, который вытянут вместе с Адлером на 100 километров вдоль моря, а сам по себе узкий, прижат к морю горами. Там потому постоянные ливневые потоки, должна быть идеальная ливневая канализация, но ее не сделали. То есть отстроили город для картинки, но не перестроили ливневку, потому что там украсть сложно, она очень дорогая. Когда идут сильные дожди, Сочи затопляется за минуты.
В городе сделали хороший аэропорт, на самом деле отличный. Но это все создано на какую-то другую жизнь. В Сочи постоянных жителей 500 тысяч, а он построен на несколько миллионов человек. Жилье не продается. Передвигаетесь по ночному городу и видите: огромные 15–16-этажные здания стоят с темными окнами, квартиры никто не купил.
Мы ехали на Красную Поляну через все уровни Олимпийской деревни. Там стоят роскошные коттеджи, а в них не светится ни одно окно. Реликтовые леса погублены. Когда строили подъемники и ветку РЖД, привезли страшную землю, где были жучки. Они уничтожили реликтовые леса. Люди плачут, рассказывая про это.
Олимпиада стала абсолютным разорением для бизнеса. Фирмы, которые строили спортивные объекты, оказались однодневками, они обанкрочены. Очень много людей, у которых принудительно изъяли землю за бесценок, согнали с жилых мест. И вернуться уже невозможно, и это место, по сути, не живет.
Роза Хутор — самый дорогой горнолыжный курорт, который можно себе представить. У нас был ужин закрытия нашего мероприятия в одном из отелей в долине, на пути к Красной Поляне. Мы сидели в гостинице, в огромном ресторане площадью сотни квадратных метров, нас было около 20 человек. Во всем отеле горело три или четыре окна. Это абсолютная безжизненность, ощущение, что мы пришли в какой-то макет, который не дышит.
— Макеты там тоже есть…
— Там построили «всю Россию», создали игрушечный городок макетов памятников культуры. Там есть Псков и Новгород, Казань, Север… Игрушечные макеты. Ходишь между ними и понимаешь, что это все картон, фальшивки, имитации. Огромные деньги потрачены. И так живет вся страна. На имитацию у властей средства имеются.
У них есть деньги на войну, потому что в понимании властей, чем больше их будут бояться, тем больше средств они заработают на международных сделках — здесь же не получают.
Вся социальная система России для властей — это чудовищное отягощение. Они его ненавидят. Если можно было бы оставить 25 миллионов людей обслуживать трубу, а всех остальных как-то утилизировать…
Каждый год кто-то из чиновников проговаривается: у нас бесперспективные территории — деревни, малые города, там не нужно жить. Процентов 75 Псковской области — малые города и деревни. Псков — это всего 25 процентов жителей, то есть Псковская область в принципе место, где не нужно жить?!
Но, извините, у нас есть примерно 10 регионов европейской России, где зарождалось Русское государство. Можно говорить о позже благоприобретенных территориях, о том, куда дошел Ермак и другие отряды хорошо вооруженных лиц… Но давайте посмотрим на Московское княжество в том виде, в каком оно сложилось после эпохи феодальной раздробленности. Если эти территории — Тверь, Новгород, Архангельск, Вологда, Псков, Смоленск — вымирают, то государство ошиблось со скрепами. Не надо искать их — вот они! Только там уже почти ничего не осталось.
И это территории, по которым прошла не одна война. Сначала Первая мировая и Гражданская — Псков несколько раз переходил из рук в руки не только между красными и белыми, но и между русскими и немцами. Линия фронта была буквально по городу. Потом Вторая мировая война — три года оккупации. В Пскове жили 64 тысячи человек на 22 июня 1941-го, а когда в город вошли советские войска 23 июля 1944 года, то обнаружили в руинах 165 граждан. Такие испытания не исчезают бесследно. Так занимайтесь, власти, вот ваши корни, истоки, скрепы. Спасайте! Не хотят.
— И денег особо много не нужно…
— Бюджет Псковской области — около 31 миллиарда рублей. Это ничто в федеральных масштабах. В данном бюджете собственные доходы — примерно 17 миллиардов, из них 9 — подоходный налог с жителей, из которых 100 тысяч человек работают в бюджетной сфере. Вот все наши ресурсы.
Но государство регионами не занимается, оно, собственно говоря, зарабатывает на России. Нынешние наши власти получают на РФ как государстве, в основном на международной арене — нефть, газ, оружие, драгоценные металлы, камни… Развития же внутри страны нет, тут стагнация, а власти просто чуть подкармливают народ и при этом бесятся от того, что он начинает высказывать недовольство. Когда они бесятся уж совсем сильно, появляются «замечательные» законы — о неуважении к верхам. Ты меня уважаешь, народ? Ах, ты меня не уважаешь, сукин сын! Как ты посмел, я же твоя власть, я же денно и нощно…
— «Утром мажу бутерброд — сразу мысль: а как народ?»
— Те, кто наверху, перешли в другую реальность. Они не понимают, как живут люди на самом деле: какие у них доходы, какова реальная стоимость жизни, каково ее качество… Это уже и обсуждать перестали.
Есть уровень жизни — это статистика: доходы, расходы, обеспеченность материальными ресурсами. А имеется качество жизни — субъективное восприятие человека, доволен ли он своей жизнью. Бедные люди могут чувствовать удовлетворение от качества жизни. Классический случай — россияне в деревнях, живущие просто от земли, в согласии с природой. У них есть дом, земля, они могут еще позволить себе трудиться в силу возраста, картошка, другие овощи растут, никто не мешает. Эти люди находятся в согласии с собой. У таких низкий уровень жизни, но высокое ее качество, потому что у них нет конфликта.
Когда человек же видит перед собой богатую, великую Россию, поднявшуюся, непонятно откуда и непонятно куда, но при этом у него в жизни ничего не срастается, происходит, что называется, внутренний когнитивный диссонанс. Слом сознания, всей матрицы. Сейчас он, по моим субъективным оценкам, случается более чем у половины жителей страны. Куда электричество недовольства и неудовлетворения пойдет — это сейчас решающий вопрос. По опросам видно, что 2/3 россиян не согласны с тем, что происходит в стране.
— Как раз вопрос в тему. Как вы оцениваете осеннее поражение «Единой России» в Хакасии, Приморье, Владимирской области и Хабаровском крае? Это случайная вспышка, которую единороссам удалось потушить, или буревестник грядущих массовых поражений партии власти?
— В политике нет случайностей. Если вы не поняли, что произошло в ней, если вам кажется, что это случайность, значит, просто не осознали, почему подобное случилось. Так ищет свой выход народный гнев.
— Но его в том же Приморье погасили…
— Обманули, сфальсифицировали, но не погасили. Загнали под землю. Самый страшный на свете пожар — подземный. Мне рассказывали люди, которые это видели. Огонь может быть незаметен на поверхности земли, он вырывается из-под нее в непредсказуемых местах. Сгорают тысячи гектаров леса. Пожар идет с фантастической скоростью, выше скорости ветра, потому что под землей сухо и там воздух. Люди могут оказаться внутри огненного плена, не понимая, что у них уже нет выхода — только если на вертолете.
Вот власти России сейчас удовлетворились тем, что загнали огонь под землю, посыпали сверху травку и местами даже покрасили ее — ой, у нас она зеленая… У них главное — контролировать ситуацию. Власти даже не понимают, что их задача не регулировать, а управлять, что они и не могут делать, потому что реальные процессы управления, государственные решения принимаются о чем? О войне в Сирии, Венесуэле, на Украине…
— Ну нам постоянно демонстрируют, что «Красная армия всех сильней»…
— Я служил в армии в Закавказье, в Советской армии в период ее наивысшего развития, в 1985–1987 годах. Служил в ракетной воинской части, мы противостояли американским ракетным базам в Турции. Нашу часть создали 20 сентября 1985-го, а 6 ноября я уже приехал в часть из Пскова. Мы размещались в здании, которое использовалось для другой части 20 лет назад. Нас поселили в казармах, которые не отапливались. А впереди была зима.
У нас не работало не только отопление, но и сушилка, мы не могли просушить шинели и сапоги. Нам, солдатам на границе с Турцией, официально разрешили укрываться не только двумя одеялами, но и шинелями, потому что температура воздуха в помещении была плюс 6 градусов. В казарме не имелось туалета, он находился на улице. Там, прошу прощения, жили крысы размером до 30 сантиметров, то есть величиной с кошку. И столовая была в 1,5 километра от части. Мы трижды в день по бетонке с песней ходили в столовую. Портянки стирали в холодной воде, потому что горячей не было. Мне не смогли найти шинель по росту и обувь по ноге. При этом в нашей части на хранении были оперативно-тактические и тактические ядерные ракеты, мы отвечали за ядерное оружие! Я своими глазами наблюдал изнутри, почему и как разрушился такой мощный Советский Союз.
Где-то в середине 1990-х увидел контраст отношения государства к людям в армии. Как раз тогда появилась новая российская граница с Эстонией. С нашей стороны стояли ребята в тех же шинелях, в каких мы служили, в таких же кирзовых сапогах, холодных насквозь, наверняка в таких же портянках… Видно, что людям холодно и они плохо питаются, потому что плохо выглядят.
Проезжаем 100 метров, и нас встречают ровесники наших солдат, эстонские пограничники, — сытые, розовые, в хороших шинелях, строго по росту. Когда Эстония привела свою армию в порядок, стало понятно, что государство заботится о ней. Там нет проблемы службы в армии, потому что привели в порядок человеческую составляющую военной службы. А еще надо учитывать, что в данной стране ребят не погонят в Афганистан, Сирию, на Украину.
— Эстония — соседняя с вашим регионом страна, так ведь?
— Да, это близкий к нам регион, соседи, поэтому очень виден контраст. Там и в советское время жили лучше, но сейчас контраст в разы — и это всего за 25 лет. И люди, сравнивая, начинают понимать, что у России был другой, нормальный, путь. У Эстонии получилось, хотя там нет ни нефти, ни газа, а банковская система и вовсе принадлежит шведскому капиталу, и никто не называет эти банки иностранными агентами.
Национальный музей Эстонии построен несколько лет назад не в Таллинне, а в Тарту, на территории авиационного полка, где еще Джохар Дудаев был командиром, прямо на взлетно-посадочной полосе. Гениальный музей, он спроектирован как взлетно-посадочная полоса — начинается с периода палеолита буквально на уровне земли и к современности возрастает до 30-метрового здания с фантастической современной архитектурой.
И туда, в 100-тысячный город, поехала вся Европа, потому что в Тарту есть несколько брендовых вещей: Тартуский университет, один из лучших в Европе, и теперь этот национальный музей. Там уже нет табличек на русском языке, но есть наш гид, и вы можете включить русскую речь на аудиогиде.
Это показатель — мы разорвали связи, которые должны были беречь. Но если там «враги»… У нас был дичайший случай: псковские нашисты на границе слепили танк из снега и дуло направили на Эстонию.
— Символично!
— Идиотизм! Все, на что они способны, — это танк из снега. Он потом растаял. Тоже очень символично…
— Вопрос о вашей работе депутатом. Вот у нас в Госсовете только одна оппозиционная фракция — три коммуниста из КПРФ. А у вас в псковском областном собрании есть фракции «Яблока», КПРФ, ЛДПР, СР. Завидно!
— Фракцию «Яблока» представляю я один. У демократического депутата от оппозиции есть несколько возможностей. Первое — это, конечно, парламентская трибуна. У нас есть так называемые десятиминутки ненависти (их так называют сами власти) — право каждой фракции до начала сессии выступить в течение 10 минут по актуальным вопросам повестки дня. Я готовлюсь к каждой десятиминутке, выхожу не только с местными темами, но и с всероссийскими. Выступление размещается на нашем YouTube, и там количество зрителей, конечно, больше, чем во время спича в областном собрании.
Второе — у депутата есть право законодательной инициативы. Да, моя ни одна не прошла. Но это тоже способ заявления позиции, когда избиратели говорят: «Мы понимаем, что ты не можешь принять закон, но в нем есть наша позиция, и нас устраивает, что ты ее выражаешь».
Однако самая эффективная часть работы — депутатские запросы. Мы сейчас делаем систему, чтобы они автоматически анализировались за любой период по всем направлениям, адресатам, результативности. Примерно каждый пятый запрос действенен.
— Сильно!
— Мы спасли в Псковской области домашнее свиноводство в 2014 году, отменив через антимонопольную службу 6 постановлений администрации области. Они были приняты в угоду Великолукскому свинокомплексу, где уже 1,2 миллиона свиней. У нас в области 620 тысяч жителей, то есть по две свиньи на человека. Эти постановления обязывали частных свиноводов создать для животных бытовые условия лучше, чем для людей: домик с освещением, отоплением и канализацией. Там имелась и куча других деталей. У нас не все граждане так живут, а свинарники должны были стать с теплой водой.
— С ванной?
— Ванна для свиньи априори нужна. Она производит в сутки 4 килограмма отходов, это аммиак. Соответственно, все должно уходить через специальные решетки, стоки. Свинья должна быть чистой, это вообще чистое животное. Но огромный свинокомплекс, который планируют расширить до 2 миллионов голов без нужных очистных сооружений, — экологическая катастрофа, никакие лагуны не спасают, все идет в почву, воду. У нас треть территории области уже экологически убита. Теперь этот свинокомплекс подползает к Латвии, а ей не все равно. Мы будем вынуждены использовать не только российские ресурсы контроля, но и международные.
Мы спасли от закрытия несколько сельских школ и больниц. Нам удалось заставить администрацию области изменить некоторые правовые акты в части распоряжения госсобственностью. Мы добились признания незаконными несколько десятков сделок. То есть запрос депутата — это очень опасное оружие. А мы еще и публикуем — как вопросы, так и ответы власти.
У нас все чиновники области знают: когда я присылаю им запрос, их ответ будет вывешен на сайте, об этом напишет пресса. Мы не публикуем только запросы по персональным делам граждан. По числу обращений в прокуратуру я один пишу столько запросов, сколько все псковское областное собрание депутатов, вместе взятое.
— А другие оппозиционные партии?
— Пишут, но меньше. От меня в неделю уходит несколько запросов. Мне один работник прокуратуры сказал, что нужно создавать отдел по работе с обращениями депутата Шлосберга. Я пошутил: «Отдел — ладно, вы мне кабинет выделите в прокуратуре, я там посажу помощника…»
То есть один отдельно взятый депутат как маленький, хорошо вооруженный танк. Не снежный… Но мирный. Это все легальные способы работы и борьбы.
Вы же видите, что сегодня люди разочарованы в легальных способах чего-либо добиться от власти. Отсюда мысли про партизанщину, насилие… Но надежды на внеправовое, насильственное изменение ситуации — это катастрофические мысли. Они пришли еще из острой, вопиющей несправедливости Российской империи конца XIX – начала XX века, отягощенной войной. Если бы не она, у нас не было бы революций 1917 года — ни Февральской, ни Октябрьской, которая, кстати, не революция, а переворот. Поэтому сейчас надо постоянно говорить о необходимости мира, откатываться от войны, иначе может случиться крах государства…
— Митинги проводите?
— Постоянно.
— Как их воспринимают силовики?
— Как депутату мне приходится постоянно работать с прокуратурой, иногда со следствием, полицией. В разговоре не под запись правоохранители жалуются. Во-первых, им закрыт выезд из страны. Отдыхать? Пожалуйста, в Крым. Но там все так дорого… Во-вторых, у них 7-дневная рабочая неделя. Они работают по вечерам, в выходные защищают власть.
Еще 10 лет назад правоохранители были в значительной части искренними сторонниками режима, теперь меняют свои оценки.
Главный вопрос: если будет приказ стрелять в россиян — армия и полиция подчинятся? У власти до сих пор нет уверенности, что так произойдет. Выведите псковский ОМОН против жителей Пскова — у меня есть понимание, что не все будут стрелять. Поэтому нет особой надежды у властей на построенную размером с половины страны Росгвардию, нет уверенности, что она готова повернуть оружие против народа. Это же все уже имело место, мы проходили. Была же царская охранка — и что?
Вопрос в том, сколько выходит людей. Если 100 человек — одна ситуация, если 100 тысяч — полиция уже с народом. Когда я приезжаю в Пскове на митинги, вижу, что их охраняют одни и те же полсотни полицейских. Если большой митинг, то 100 правоохранителей. Я с ними всегда здороваюсь, когда прихожу на митинг, за руку, в том числе с младшими чинами, лейтенантами, сержантами. Некоторые боятся протянуть руку. Они не понимают, что делать. Пришел оппозиционер, его должны контролировать, он сейчас скажет что-нибудь про Путина…
Полицейские уже утратили понимание того, что их задача — охранять тех людей, которые пришли на митинг. Не виртуальную власть от нас защищать, а, наоборот, нас. Мы пришли выражать свое мнение. Правоохранителям нужно об этом постоянно напоминать.
— В 2016 году за «Яблоко» проголосовали где-то миллион россиян. Вообще, то, что партия смогла с 1993-го удержаться на плаву в нынешних российских условиях, не заглохнуть, уже чудо. Но почему, с вашей точки зрения, ей не удалось стать очень влиятельной?
— У «Яблока» есть родовая зависимость от общества. Это политическая партия, возникшая не сама по себе, а в обществе, которое консолидировалось вокруг нас. Был очень болезненный период развития страны, когда уже состоялись все, безумные в том числе, ошибочные политические реформы. Тогда же произошли экономические, которые не принесли справедливости, а, наоборот, разрушили социальную базу реформ.
Если говорить о базе демократических реформ, у нас, всей страны, был очень серьезный тест — это выборы президента Российской Федерации, тогда еще Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, 12 июня 1991 года. Первые выборы Бориса Ельцина. Вот все те, кто тогда проголосовал за него, около 45 миллионов человек... это была социальная база реформ.
Люди хотели перемен, может быть, не совсем понимая, каких именно, но к лучшему. От несвободы к свободе, от нищеты к благополучию, от диктата одной идеологии к свободе мнений… То есть все понимали, от чего надо отказываться и к чему надо двигаться. Была одна проблема — как прийти? Какой выбрать способ? И с методами ошиблись очень жестоко. Отчасти от безграмотности…
— Так не было же опыта демократического управления…
— И его нужно было получать в режиме реального времени, потому что имелась очень сильная советская во всех смыслах слова бюрократия. Она осталась на своих местах крайне влиятельной и начала быстро заниматься бизнесом, увидела новые возможности, которые предоставляет законодательство. И оказалось понятно, что в чистом виде власть не сможет контролировать ход всех событий — она должна добавить к себе собственность.
— И стала резво так делать…
— Был реализован способ приватизации через ваучеры вместо именных приватизационных счетов, которые невозможно было бы передавать как фантики.
— В Татарстане существовали именные приватизационные чеки.
— Дело не в них — должны были появиться именные приватизационные счета. Это совсем другая история. Их невозможно было бы передать кому-то…
— За пару пачек стирального порошка…
— У таких счетов был бы более сложный оборот. Совершенно очевидно, что все сделано по той схеме, которая позволяла консолидировать имущество в очень немногочисленных руках и крайне быстро. Вся схема приватизации — сознательно, не по ошибке — была продумана как план перетока государственной собственности вполне конкретному кругу лиц, связанных с властью. Уже тогда появилась мафия. Это было очень серьезное событие.
Все, кто помнит залоговые аукционы, понимают, что подобное — классика жанра! Между бизнесом и властью в виде правительства — где-то федерального, где-то регионального уровня, в зависимости от того, кто принимал управленческие решения по собственности, — подписывался договор, заведомо не исполнимый для власти, допустим о ссуде, которую она заведомо не может вернуть. А если данная ссуда не приходит вовремя, то определенному лицу (кредитору) передаются материальные активы.
Это суть залогового аукциона — одной из самых криминальных схем приватизации, возможной в мире. Именно она была реализована в России. Это не ошибка, а сознательные инструменты изъятия государственной собственности по ничтожным ценам в искусственных, выдуманных, абсолютно криминальных обстоятельствах. Соответственно, те, кто в 1991-м голосовал за Ельцина, выбирали не залоговые аукционы, не войну в Чечне, не полное разрушение социальной системы как таковой…
— Это уж точно!
— Они проголосовали за перемены к лучшему, при этом не обладая прямыми возможностями влияния, и делегировали свое право конкретным людям, понадеялись на тех, кто не справился с ситуацией.
Ельцин с точки зрения мотивов был человеком искренним, но с точки зрения государственной квалификации — абсолютно бездарным управленцем. Соответственно, при таком человеке, который является номер один в стране, появляются 100 других людей, которые и принимают фактические решения, но при этом они манипулируют первым лицом, знают, от чего он злится, раздражается, на что реагирует, как надо сделать так, чтобы его гнев направился на конкретного человека… О, это были специалисты очень высокого уровня. Они практически все до сих пор остаются в России. Из них реально самый знаменитый…
— Анатолий Чубайс...
— Срок неприкосновенности которого истекает сейчас.
— Что вы имеете в виду?
— Последний срок Путина. Анатолию Борисовичу была гарантирована политическая неприкосновенность на все время правления Владимира Владимировича, потому что президентом его сделал Чубайс.
— Но…
— И отчасти Борис Березовский. Эти два человека сделали Путина президентом России. Ельцин озвучил решение, к которому его подготовили.
— «Я ухожу»…
— Возвращаясь к вашему вопросу про «Яблоко»... оно возникло как партия протеста против безумных реформ, как альтернатива такому способу реформирования страны. Вместо идиотских, в том числе сознательно варварских, реформ нужны были цивилизованные. Уже тогда эту альтернативу поддерживали очень немного людей, несколько миллионов человек на всю страну. То есть партия «Яблоко» немножко опоздала родиться.
Она должна была стать парламентской силой до 1993 года. Но Россия опоздала с политической реформой. Ельцин стал президентом в 1991-м, и власти занялись экстренными, как они полагали, экономическими реформами, не изменяя политическую систему. Это была грубейшая ошибка. В России не провели политическую реформу в тот момент, когда она была абсолютно востребована. Не организовали реституцию. Ни одна демократическая политическая и общественная реформа невозможна без реституции. Что сделала советская власть? Отняла собственность, убила собственников и сказала: «Теперь это все народное…»
— Ну-ну…
— Да, подобное никогда не принадлежало народу. Де-факто в Советском Союзе не было никакой народной собственности, потому что государственная не есть народная. А «частная собственность»... даже слово такое не использовалось, было записано «индивидуальная собственность». 6 соток — это не частная собственность, а индивидуальная. Был квазиинститут. Все понимали, что данная земля принадлежит человеку, но в любую минуту государство может и эти 6 соток забрать, и дачный домик. Было ограничение и по высотности, и по площади. Ну чтобы не зарывались.
Когда пришла новая власть, она должна была решать все проблемы одновременно и при этом понимать: есть 45 миллионов людей, всего 45, которых нужно беречь, сохранить максимально возможным образом. Реформы без потерь не бывают…
— Россияне это здорово прочувствовали на себе…
— Но то, что произошло в 1990-е годы, оказалось разрушением социальной базы демократических реформ. Слово «демократия» появилось, а она — нет. И «Яблоко» как партия, представляющая общество, ориентированное на цивилизованные политические, экономические, гражданские реформы, стала провисать с самого начала. Часто говорят: вот же, «Яблоко» в 1995 году на выборах в Госдуму набрало 8,5 процента.
— Это был успех!
— Результат, но не успех. Потому что возможности принимать законы у «Яблока» не имелось, формировать правительство и держать в руках президента — тоже. Мы изначально оказались в заведомом политическом меньшинстве. А люди так устроены, что им нужен результат — и желательно быстро. Когда стало понятно, что это голосование, данный выбор требует от общества последовательности каждый следующий год (каждый год где-то проходят выборы), и нужны время, терпение, политическая мудрость, демократическая медийная среда, чтобы люди, выражающие разные точки зрения, говорили о ней на всех каналах…
— Когда такое было в России? Ну исключая 90-е годы, при Ельцине…
— Свобода слова в России, строго говоря, длилась 9 лет, с 1992-го по 2000-й. При всем разном отношении к Ельцину свобода СМИ была для него священной коровой. Он помнил, что его, гонимого Михаилом Горбачевым и всей партийной верхушкой, спасли первые независимые СМИ. Они были тогда общероссийскими, даже общесоюзными, — «Комсомольская правда», «Московский комсомолец». Эти газеты, которые вышли из системы и стали независимыми СМИ де-факто, Бориса Николаевича спасли — открытостью, публичностью. Они дали ему возможность получить общественную поддержку.
«Комсомольская правда» тогда имела тираж 22 миллиона экземпляров! Официальная областная газета «Псковская правда» в регионе, где жили 800 тысяч человек, имела тираж 102 тысячи экземпляров. Ее читали почти в каждом доме. Сегодня газету практически никто не знает, потому что она не пишет о том, что происходит в жизни.
Это настоящая общенациональная трагедия начала 1990-х годов — когда цивилизованный путь реформ не был избран. И получилось, что «Яблоко» оказалось в оппозиции не только уходящему советскому режиму, но и новой власти, лидеры которой себя называли демократами, не будучи таковыми. Искусства и опыта выживания в такой ситуации в России не имелось, поэтому с каждым последующим созывом Госдумы мы теряли голоса. Наши сторонники уходили из жизни, разочаровывались, уезжали из страны…
— Это и сегодня происходит.
— До сих пор точно не подсчитано число покинувших Россию. При Путине, по скромным данным, уехали около 2 миллионов человек только интеллектуальной элиты. Для страны, в которой 142 миллиона жителей от мала до велика, потерять 2 миллиона интеллектуалов недопустимо много. Но люди не хотят ждать. Наша партия во многом жертва ситуации невыполненных ожиданий. Кроме того, «Яблоко» оказалось сначала немного гелиоцентричной системой. Есть фракция в Госдуме — это хорошо! Я уже тогда был председателем регионального отделения. Куда я приезжал в Москву?
— В Думу, понятно…
— Не в офис партии, а в Госдуму, потому что там работал весь аппарат, сидели депутаты. Старое здание, 7-й этаж, поднимаешься — как у себя дома, написано «Яблоко», вот кабинеты, пресс-служба… Но в это время в регионах многие «яблочники» упускали свой шанс. Не развивались, не участвовали в выборах, не становились властью. Есть же партия в федеральном парламенте, мы все просто ее помощники… А потом у нас украли фракцию — в 2003 году.
— Украли?
— За одну ночь в протоколы выборов в Госдуму было вброшено 1,3 миллиона голосов за «Единую Россию»… А Путин уже поздравил Григория Явлинского, у нас имелось больше 5 процентов, «Яблоко» прошло в Думу. Потом наступает утро… И мы видим, что никаких 5 процентов у нас уже нет. Технологи ЕР, которые контролировали ЦИК полностью, поняли: им не нужна пятая партия в парламенте.
Дело было не в «Яблоке» — на нашем месте могла быть любая другая политическая партия. Но если в парламент проходит четыре партии, то ЕР получает большинство, ей не нужно консолидироваться и вести переговоры ни с одной партией — ни по комитетам, ни по вице-спикерам. Управление Госдумой находится в одних руках. Для этого партий должно было оказаться четыре, и пятая являлась лишней. Вбросив 1,3 миллиона голосов, всех остальных подсадили по результату, а нас выкинули из парламента.
К ситуации, когда у партии нет центра влияния, принятия решения, публичности (депутатов Госдумы обязаны показывать, их позицию должны обсуждать по национальному телевидению — и вдруг народных избранников нет), партия оказалась не готова. И это положение «Яблоко» переживает очень тяжело.
— Перспектива у него есть?
— Да. Имеется один плюс для «Яблока» — после 2003 года от нас ушли все карьеристы. И правильно сделали, потому что они были не на своем месте, являлись неискренними, нечестными, пытались с помощью нашей партии въехать во власть. Потом стало ясно, что дорога есть, а рельсов нет, их надо прокладывать… Это трудно, временами опасно, и к таким рискам карьеристы оказались совершенно не готовы. Они пошли в систему — и слава богу!
Другая проблема — появились высокие риски того, что даже рядовое участие в политике наказуемо. Это не всех устраивает, в том числе честных, порядочных людей. Не нравится возможность рисковать головой, семьей, безопасностью. Это испытание. Оно у всех разное, кому-то больше достается, кому-то — меньше, но политика стала опасным местом. И часть людей отошли в сторону, оказались не готовы участвовать в опасной политике.
— В «Яблоке» понимают, что сегодня надо делать?
— Модели трансфера, которую готовит власть, нужна содержательная альтернатива оппозиции. Все реформы конца 1980-х – начала 1990-х были из Москвы. А сейчас нужно идти от земли: муниципалитетов, сельских поселений, городских округов… Хотите вернуть государство себе? Нечего надеяться на очередной царский переворот, сами возвращайте, снизу.
По Конституции единственным источником власти в России является ее многонациональный народ. Если идти от земли, тогда у каждого есть территория ответственности. Да, это все очень трудно, с рисками, против ветра, но возможно.
Есть примеры стран, у которых не было ничего, но при появлении нормальных институтов туда стали возвращаться люди. У меня есть мечта: если будет нормальная страна, пригласить вернуться тех, кто уехал из Псковской области: десятки тысяч образованных, эффективных граждан. Все, конечно, не вернутся…
Но пока, к сожалению, люди продолжают уезжать.
Елена Чернобровкина
Источник
Об одной из самых криминальных схем приватизации, свободе слова при Ельцине, заканчивающейся неприкосновенности Чубайса, военном психозе и о том, почему партия «Яблоко» немного опоздала родиться… Обо всем этом в интервью «БИЗНЕС Online» рассказал Лев Шлосберг, член федерального политического комитета партии «Яблоко», руководитель псковского регионального отделения партии и фракции «Яблоко» в псковском областном собрании депутатов.
Лев Шлосберг: «Мы находимся в очень странном состоянии, когда легальная оболочка государства, включая Конституцию, не соответствует фактическому государственному устройству и правоприменению»
«СЛОВО «ФЕДЕРАЦИЯ» ЯВЛЯЕТСЯ ЛИШНИМ В НАЗВАНИИ «РОССИЙСКАЯ ФЕДЕРАЦИЯ»
— Лев Маркович, сейчас много гаданий о том, что будет с Россией дальше. Интересна ваша точка зрения как одного из федеральных руководителей «Яблока».
— Хочу напомнить, что постсоветская система, созданная после 1991 года, была предназначена для модернизации страны. Но эта задача провалена полностью. Мы не смогли стать современным, европейским — в культурном, не в географическом контексте — демократическим государством. Прошло 28 лет — задача не решена: демократия не построена, институты не созданы, частная собственность не стала основой экономической жизни, по большому счету не сделано ничего.
Сейчас одновременно и действующая власть, и, скажем так, несогласные с ней люди, политические и общественные организации снова пытаются осознать, каким должно быть российское государство. Но мы находимся не в 1991 году. Мы пребываем в очень странном состоянии, когда легальная оболочка государства, включая Конституцию, не соответствует фактическому государственному устройству и правоприменению. У нас нет федеративного устройства — Россия по существу унитарное государство. Слово «Федерация» является лишним в названии «Российская Федерация». И есть совершенно очевидное желание создать политическую силу, доминирующую вне зависимости от имитационных выборов.
— Трансфер власти?
— Для этого Владимир Путин сейчас будет использовать свой последний срок. Юридически последний — политически они ищут все возможности, чтобы начать новый отсчет, это совершенно понятно. У них нет решения, что делать дальше. Но оставшиеся годы Владимир Владимирович будет использовать для государственного переустройства таким образом, чтобы легитимировать фактически сложившуюся и сделавшую людей абсолютно бесправными модель власти. Такую, в которой правам и свободам человека вообще не останется места, как и, кстати говоря, ни национальной, ни культурной идентичности, потому что в московском Кремле видят прямую связь между культурной и национальной идентичностью и независимостью политического мнения. Поэтому все самостоятельное будет нивелироваться и ситуация станет ужесточаться.
— Какую могут избрать государственную модель?
— Можно обсуждать. Но уже видно стремление вторую главу российской Конституции просто зачистить и реально создать унитарное государство, максимально приближенное к имперскому устройству. Безусловная политическая ошибка, это вернуть страну даже не в XX, а в XIX век. Но подобное в окружении Путина обсуждают на полном серьезе! Те, кто находится у власти, хотели это сделать после президентских выборов. Однако, будучи людьми, прошу прощения, глупыми и жадными, сначала решили провести пенсионную аферу, а потом уже — государственную. Но после пенсионной аферы государственная реформа не прокатила — и ее отложили.
Статья Валерия Зорькина о необходимости пересмотра принципов Конституции была частью сценария, как и материал Владислава Суркова о «глубинном народе». С точки зрения написанного это политическая чушь, но вот с точки зрения раскрытия их представлений о народе очень откровенно. «Глубинный народ» — это народ, которому не нужна демократия. Ему необходим царь. Народ, которому в принципе не требуются выборы, потому что и так все ясно: есть наместник Бога на земле, его помазанники.
В сценарий трансфера власти вполне вписывается очередная попытка объединения России и Беларуси и создания нового конституционного пространства. Но это споткнулось о саму Беларусь, ее президента Александра Лукашенко и прямую готовность белорусского общества консолидироваться с Европейским союзом в куда большей степени, чем с Россией, потому что ЕС не поглотит Беларусь.
«ЭТО ОЧЕНЬ ПЛОХОЙ СЦЕНАРИЙ, НО ОН ОБСУЖДАЕТСЯ — СЦЕНАРИЙ ВОЕННОЙ ДИКТАТУРЫ»
— Складывается ощущение, что наверху не знают, куда идти…
— Есть несколько сценариев развития страны в преддверии условного 2024 года, в том числе очень плохой, но он обсуждается — это сценарий военной диктатуры. Он возник, потому что наверху сейчас действительно не понимают, как обеспечить трансфер власти.
В стране реальную власть получили силовые структуры. Партия власти в России вовсе не «Единая Россия», ею являются спецслужбы — конечно, в широком смысле: ФСБ как основа, ФСО, контрразведка.
С единороссами я как депутат областного собрания общаюсь в ежедневном режиме. Знаю, кем они были до ЕР, в каких партиях состояли, за какие деньги пришли сюда и сколько платят ей сегодня. Есть у меня знакомый предприниматель, который несколько лет подряд вкладывал миллионы рублей в псковскую «Единую Россию». Еще лет 8–9 назад он мог позволить себе быть откровенным в частном разговоре и тогда сказал: «Если бы вы знали, как я жалею!» Но всё — человек уже влип в эту систему…
Так вот, сценарий военной диктатуры — план того, как, не имея возможности быть частью легальных политических институтов, формализоваться в реальной политике. Силовики же не могут оставить свои кресла, потому что именно с помощью них контролируют власть. Поэтому появилось стремление имитировать некую военную ситуацию. Вы заметили, общество готовят к войне, психологически — к ее возможности. Учитывая, что мы сами уже почти на всех напали и всех победили, но это не привело к полной консолидации общества вокруг власти, оно перестало реагировать на военные победы за рубежом. Почему безумный маразматический поезд с сирийскими военными игрушками появился в России? Потому что на телекартинку люди перестали реагировать. И вот взяли этот хлам и повезли через всю страну. Попытка материализовать военный миф. Но подобное уже не возбуждает, не консолидирует граждан вокруг власти. Для того чтобы провести последнюю волевую консолидацию и мобилизацию, нужно, чтобы на Россию напали. Надо имитировать или спровоцировать нападение на нас.
— Спаси бог!
— Спаси бог! Потому что тогда может случиться все что угодно. Введение военного положения, запрет выборов, СМИ, легальной политической деятельности — работа партий при военном положении приостанавливается. Отчаянный ход, фактически путч в новых реалиях. Это 19 августа 1991-го условного 19 августа 2021 года.
Но, если подобное сделают, это будет последнее, что смогут выполнить. Такое означает полностью расчехлиться и может сломать всю систему, их собственную систему, потому что ресурсов для поддержания волевого сохранения власти наверху на самом деле нет. Это все планы от страха. Они очень боятся, потому и появился закон «О неуважении к власти», который написан бездарным русским языком. На самом деле буквально он напечатан так, что из него следует: за уважение к власти надо наказывать, а за неуважение ничего не будет. Потому что там перепутаны деепричастные обороты — подряд их 6! Что, уже не осталось тех, кто пишет на хорошем русском языке?..
— Отрицательный отбор…
— Отрицательный отбор, отрицательная селекция. Если очень грубо — генетический тупик. Это ужасно — когда для них, чем хуже, тем лучше. Ну примерно так: та сволочь еще недостаточно сволочь, чтобы могла быть нам верной опорой. Все, приехали. Подобное может еще долго продолжаться, есть запас инерции. Люди не спешат раскачиваться — печальный предшествующий опыт никого не вдохновляет. Но власти сами делают все для того, чтобы их возненавидели.
— Чуть не каждый день слышим от чиновников жуткие высказывания…
— Они предпринимают совершенно титанические усилия для того, чтобы их возненавидели. В этом смысле работают против себя. Другое дело, что подобное не гарантирует успех нам, не снимает с нас ответственности за нашу работу. Если ты решил молчать, дождаться счастья — так тоже можно. Промолчи, промолчи, промолчи — и потом попадешь в палачи. Тебе-то кажется, что ты будешь в счастливом будущем, но… Молчание — это палачество.
«5–8 ЛЕТ НОРМАЛЬНОГО БИЗНЕСА — И МЫ В РОССИИ ПОЛУЧИМ СОВРЕМЕННЫЕ ЗАВОДЫ»
— Вы в одном из интервью сказали: «Мне кажется, совершенно нормально в свободной демократической стране для любого человека ставить себя на место президента». С точки зрения одного из федеральных руководителей «Яблока», сегодня какие три главные проблемы страны должен бы решить президент России?
— Первая задача — это устранение несправедливости. Мы стали страной несправедливой государственной политики. Вторая — освобождение экономических возможностей людей. Они не могут нормально зарабатывать, поднимать свое благосостояние. Экономика как институт полностью беззащитна, поэтому она настолько и коррумпирована, и разрушена одновременно.
— Можно про нее чуть подробнее? «БИЗНЕС Online» — деловая газета.
— При современном способе ведения бизнеса должны быть созданы три условия для развития экономики. Первое — независимая судебная система. Второе — цивилизованное законодательство для развития экономики всех уровней: от ИП и даже самозанятых до самого крупного бизнеса. Третье — создание гарантий инвестиций капитала внутри страны, что законы не перепишут через год и что суд защитит предпринимателей. И вот когда эти триллионы долларов — не рублей — начнут работать в России, мы, наконец, увидим в нашей стране современное эффективное промышленное производство. 5–8 лет нормального бизнеса — и мы получим современные заводы.
— Хотелось бы верить…
— Ну и третья задача для президента. Хотя первая, вторая, третья не по значимости, можно было начинать и с последней. Третья — мир, прекращение всех войн, о чем я уже говорил. Мы становимся «осажденной крепостью». У нас военная должность Путина — верховный главнокомандующий — значит больше, чем просто президент, его воспринимают и позиционируют как верховного главнокомандующего. То есть мы воюющее государство. Подобное опасно, в том числе психологически. У нас миллионы людей в стране заражаются милитаризмом — на самом деле страшная вещь, потому что это военный психоз, разжигание войны, психологическая подготовка граждан к возможности военного развития событий. Это очень, очень серьезно.
Вот я выделил три проблемы — справедливость, экономика, мир.
— Отдельно про пенсионную реформу вы говорить не стали. Но ваше отношение к ней понятно, цитирую ваше высказывание в одном из интервью: «Ну как можно отнять у людей 1,5 триллиона рублей одним действием — имеется в виду так называемая экономия государства на повышении пенсионного возраста — и принять федеральный бюджет на 2019 год с профицитом в 2 триллиона рублей?» КПРФ, СР и ЛДПР подавали в Конституционный суд, но он отказался проверять закон о пенсионной реформе. Сделать ничего нельзя?
— Хороший вопрос. Осуществлено многое, что власть хочет представить как необратимые действия: дескать, мы решили — и уже ничего не изменится. Пенсионный возраст повышен, права граждан ограничены… Но пенсионная реформа — самая крупная афера последнего времени, экономическая и политическая. Первое и главное, что она показала, — насколько власти вообще оторвались от людей. Наверху были абсолютно уверены, что народ эту аферу проглотит. На всякий случай запустили ее на фоне чемпионата мира по футболу и оказались крайне обижены, что мундиаль закончился, а резко отрицательная реакция на пенсионную аферу осталась.
Люди прекрасно понимают, что беспардонно нарушен некий неписанный и даже нигде не озвученный…
— Общественный договор…
— Абсолютно верно! Общественный договор — лояльность в обмен на благополучие. Но тогда должно быть последнее. А когда оно заканчивается на глазах, то какая лояльность? Есть знаменитая фраза Авраама Линкольна: «Можно обманывать часть народа все время и весь народ — некоторое время, но нельзя обманывать весь народ все время». Эта формула сейчас становится реальностью. Ресурсы власти исчерпаны. Наверху потеряли голову, чувство реальности после 18 марта 2018 года. Получили сумасшедший результат за Путина, и тут властям показалось, что они политически бессмертны, у них настало личное и корпоративное политическое бессмертие. А тут вдруг — такая реакция на пенсионную аферу. И деньгами проблемы народа не зальешь, как раньше…
«ЕСЛИ ЭТИ ТЕРРИТОРИИ ВЫМИРАЮТ, ТО ГОСУДАРСТВО ОШИБЛОСЬ СО СКРЕПАМИ»
— Денег нет? А известный профессор Валентин Катасонов сообщил, что в прошлом году чистый отток капитала составил 67,5 миллиарда долларов. Телеграм-канал «Серпом По» утверждает, что по итогам первого квартала 2019-го профицит федерального бюджета был 546 миллиардов, а реальный профицит даже еще выше — 762 миллиарда рублей. Наш блогер, экс-депутат Госдумы Иван Грачев пишет, что Россия скидывает порядка 6 триллионов рублей в год в свои фонды на Западе. Причем эти деньги в любой момент могут отобрать…
— Сейчас уже да, санкции работают.
— Как же «денег нет»?
— Они есть, да идут не туда. У Путина и его группы совершенно другое представление об общественных потребностях. У них есть общая картина национального бюджета. Этих бюджетов два. Консолидированный бюджет Российской Федерации — примерно 30 с небольшим триллионов рублей. Из них половина — собственно федеральный бюджет и половина — все региональные и муниципальные бюджеты вместе. Это официальные деньги, которые идут через бюджетную систему, их собирают через налоги и внебюджетные фонды.
И есть неизвестный точно, скорее всего, превышающий данную цифру в несколько раз неформальный бюджет — корпораций, которые контролирует власть, в том числе нелегальные деньги. Данная сумма неизвестна. Из нее движется отток денег за рубеж, десятки миллиардов долларов, уходящие из России ежегодно. Подобное фиксируется неизбежно, потому что поток осуществляется через банки, средства невозможно вывезти мешками. И это суммы, которые заставляют вздрогнуть, как раз те, про которые говорят: в России есть деньги!
— То есть действительно имеются. Большие деньги!
— Но приоритеты власти абсолютно другие, чем у народа. У нас ежегодно после 2014-го снижаются расходы на образование, здравоохранение, культуру, ЖКХ, спорт… Ну отдельный случай был — Олимпиада. Понятно, что в нее вложили то, что могли. Но убили же потом компании, которые строили объекты в Сочи. Мне довелось оказаться там где-то через год после Олимпиады, был экспертный форум, меня пригласили. Нам показали и спортивные стадионы, и горнолыжные комплексы в Красной Поляне.
Мы узнали, что жители Сочи в глубоком шоке, например, от того, что там построили огромное количество жилья, а оно сейчас пустует. Это же город, который вытянут вместе с Адлером на 100 километров вдоль моря, а сам по себе узкий, прижат к морю горами. Там потому постоянные ливневые потоки, должна быть идеальная ливневая канализация, но ее не сделали. То есть отстроили город для картинки, но не перестроили ливневку, потому что там украсть сложно, она очень дорогая. Когда идут сильные дожди, Сочи затопляется за минуты.
В городе сделали хороший аэропорт, на самом деле отличный. Но это все создано на какую-то другую жизнь. В Сочи постоянных жителей 500 тысяч, а он построен на несколько миллионов человек. Жилье не продается. Передвигаетесь по ночному городу и видите: огромные 15–16-этажные здания стоят с темными окнами, квартиры никто не купил.
Мы ехали на Красную Поляну через все уровни Олимпийской деревни. Там стоят роскошные коттеджи, а в них не светится ни одно окно. Реликтовые леса погублены. Когда строили подъемники и ветку РЖД, привезли страшную землю, где были жучки. Они уничтожили реликтовые леса. Люди плачут, рассказывая про это.
Олимпиада стала абсолютным разорением для бизнеса. Фирмы, которые строили спортивные объекты, оказались однодневками, они обанкрочены. Очень много людей, у которых принудительно изъяли землю за бесценок, согнали с жилых мест. И вернуться уже невозможно, и это место, по сути, не живет.
Роза Хутор — самый дорогой горнолыжный курорт, который можно себе представить. У нас был ужин закрытия нашего мероприятия в одном из отелей в долине, на пути к Красной Поляне. Мы сидели в гостинице, в огромном ресторане площадью сотни квадратных метров, нас было около 20 человек. Во всем отеле горело три или четыре окна. Это абсолютная безжизненность, ощущение, что мы пришли в какой-то макет, который не дышит.
— Макеты там тоже есть…
— Там построили «всю Россию», создали игрушечный городок макетов памятников культуры. Там есть Псков и Новгород, Казань, Север… Игрушечные макеты. Ходишь между ними и понимаешь, что это все картон, фальшивки, имитации. Огромные деньги потрачены. И так живет вся страна. На имитацию у властей средства имеются.
У них есть деньги на войну, потому что в понимании властей, чем больше их будут бояться, тем больше средств они заработают на международных сделках — здесь же не получают.
Вся социальная система России для властей — это чудовищное отягощение. Они его ненавидят. Если можно было бы оставить 25 миллионов людей обслуживать трубу, а всех остальных как-то утилизировать…
Каждый год кто-то из чиновников проговаривается: у нас бесперспективные территории — деревни, малые города, там не нужно жить. Процентов 75 Псковской области — малые города и деревни. Псков — это всего 25 процентов жителей, то есть Псковская область в принципе место, где не нужно жить?!
Но, извините, у нас есть примерно 10 регионов европейской России, где зарождалось Русское государство. Можно говорить о позже благоприобретенных территориях, о том, куда дошел Ермак и другие отряды хорошо вооруженных лиц… Но давайте посмотрим на Московское княжество в том виде, в каком оно сложилось после эпохи феодальной раздробленности. Если эти территории — Тверь, Новгород, Архангельск, Вологда, Псков, Смоленск — вымирают, то государство ошиблось со скрепами. Не надо искать их — вот они! Только там уже почти ничего не осталось.
И это территории, по которым прошла не одна война. Сначала Первая мировая и Гражданская — Псков несколько раз переходил из рук в руки не только между красными и белыми, но и между русскими и немцами. Линия фронта была буквально по городу. Потом Вторая мировая война — три года оккупации. В Пскове жили 64 тысячи человек на 22 июня 1941-го, а когда в город вошли советские войска 23 июля 1944 года, то обнаружили в руинах 165 граждан. Такие испытания не исчезают бесследно. Так занимайтесь, власти, вот ваши корни, истоки, скрепы. Спасайте! Не хотят.
— И денег особо много не нужно…
— Бюджет Псковской области — около 31 миллиарда рублей. Это ничто в федеральных масштабах. В данном бюджете собственные доходы — примерно 17 миллиардов, из них 9 — подоходный налог с жителей, из которых 100 тысяч человек работают в бюджетной сфере. Вот все наши ресурсы.
Но государство регионами не занимается, оно, собственно говоря, зарабатывает на России. Нынешние наши власти получают на РФ как государстве, в основном на международной арене — нефть, газ, оружие, драгоценные металлы, камни… Развития же внутри страны нет, тут стагнация, а власти просто чуть подкармливают народ и при этом бесятся от того, что он начинает высказывать недовольство. Когда они бесятся уж совсем сильно, появляются «замечательные» законы — о неуважении к верхам. Ты меня уважаешь, народ? Ах, ты меня не уважаешь, сукин сын! Как ты посмел, я же твоя власть, я же денно и нощно…
— «Утром мажу бутерброд — сразу мысль: а как народ?»
— Те, кто наверху, перешли в другую реальность. Они не понимают, как живут люди на самом деле: какие у них доходы, какова реальная стоимость жизни, каково ее качество… Это уже и обсуждать перестали.
Есть уровень жизни — это статистика: доходы, расходы, обеспеченность материальными ресурсами. А имеется качество жизни — субъективное восприятие человека, доволен ли он своей жизнью. Бедные люди могут чувствовать удовлетворение от качества жизни. Классический случай — россияне в деревнях, живущие просто от земли, в согласии с природой. У них есть дом, земля, они могут еще позволить себе трудиться в силу возраста, картошка, другие овощи растут, никто не мешает. Эти люди находятся в согласии с собой. У таких низкий уровень жизни, но высокое ее качество, потому что у них нет конфликта.
Когда человек же видит перед собой богатую, великую Россию, поднявшуюся, непонятно откуда и непонятно куда, но при этом у него в жизни ничего не срастается, происходит, что называется, внутренний когнитивный диссонанс. Слом сознания, всей матрицы. Сейчас он, по моим субъективным оценкам, случается более чем у половины жителей страны. Куда электричество недовольства и неудовлетворения пойдет — это сейчас решающий вопрос. По опросам видно, что 2/3 россиян не согласны с тем, что происходит в стране.
«САМЫЙ СТРАШНЫЙ НА СВЕТЕ ПОЖАР — ПОДЗЕМНЫЙ»
— Как раз вопрос в тему. Как вы оцениваете осеннее поражение «Единой России» в Хакасии, Приморье, Владимирской области и Хабаровском крае? Это случайная вспышка, которую единороссам удалось потушить, или буревестник грядущих массовых поражений партии власти?
— В политике нет случайностей. Если вы не поняли, что произошло в ней, если вам кажется, что это случайность, значит, просто не осознали, почему подобное случилось. Так ищет свой выход народный гнев.
— Но его в том же Приморье погасили…
— Обманули, сфальсифицировали, но не погасили. Загнали под землю. Самый страшный на свете пожар — подземный. Мне рассказывали люди, которые это видели. Огонь может быть незаметен на поверхности земли, он вырывается из-под нее в непредсказуемых местах. Сгорают тысячи гектаров леса. Пожар идет с фантастической скоростью, выше скорости ветра, потому что под землей сухо и там воздух. Люди могут оказаться внутри огненного плена, не понимая, что у них уже нет выхода — только если на вертолете.
Вот власти России сейчас удовлетворились тем, что загнали огонь под землю, посыпали сверху травку и местами даже покрасили ее — ой, у нас она зеленая… У них главное — контролировать ситуацию. Власти даже не понимают, что их задача не регулировать, а управлять, что они и не могут делать, потому что реальные процессы управления, государственные решения принимаются о чем? О войне в Сирии, Венесуэле, на Украине…
— Ну нам постоянно демонстрируют, что «Красная армия всех сильней»…
— Я служил в армии в Закавказье, в Советской армии в период ее наивысшего развития, в 1985–1987 годах. Служил в ракетной воинской части, мы противостояли американским ракетным базам в Турции. Нашу часть создали 20 сентября 1985-го, а 6 ноября я уже приехал в часть из Пскова. Мы размещались в здании, которое использовалось для другой части 20 лет назад. Нас поселили в казармах, которые не отапливались. А впереди была зима.
У нас не работало не только отопление, но и сушилка, мы не могли просушить шинели и сапоги. Нам, солдатам на границе с Турцией, официально разрешили укрываться не только двумя одеялами, но и шинелями, потому что температура воздуха в помещении была плюс 6 градусов. В казарме не имелось туалета, он находился на улице. Там, прошу прощения, жили крысы размером до 30 сантиметров, то есть величиной с кошку. И столовая была в 1,5 километра от части. Мы трижды в день по бетонке с песней ходили в столовую. Портянки стирали в холодной воде, потому что горячей не было. Мне не смогли найти шинель по росту и обувь по ноге. При этом в нашей части на хранении были оперативно-тактические и тактические ядерные ракеты, мы отвечали за ядерное оружие! Я своими глазами наблюдал изнутри, почему и как разрушился такой мощный Советский Союз.
Где-то в середине 1990-х увидел контраст отношения государства к людям в армии. Как раз тогда появилась новая российская граница с Эстонией. С нашей стороны стояли ребята в тех же шинелях, в каких мы служили, в таких же кирзовых сапогах, холодных насквозь, наверняка в таких же портянках… Видно, что людям холодно и они плохо питаются, потому что плохо выглядят.
Проезжаем 100 метров, и нас встречают ровесники наших солдат, эстонские пограничники, — сытые, розовые, в хороших шинелях, строго по росту. Когда Эстония привела свою армию в порядок, стало понятно, что государство заботится о ней. Там нет проблемы службы в армии, потому что привели в порядок человеческую составляющую военной службы. А еще надо учитывать, что в данной стране ребят не погонят в Афганистан, Сирию, на Украину.
— Эстония — соседняя с вашим регионом страна, так ведь?
— Да, это близкий к нам регион, соседи, поэтому очень виден контраст. Там и в советское время жили лучше, но сейчас контраст в разы — и это всего за 25 лет. И люди, сравнивая, начинают понимать, что у России был другой, нормальный, путь. У Эстонии получилось, хотя там нет ни нефти, ни газа, а банковская система и вовсе принадлежит шведскому капиталу, и никто не называет эти банки иностранными агентами.
Национальный музей Эстонии построен несколько лет назад не в Таллинне, а в Тарту, на территории авиационного полка, где еще Джохар Дудаев был командиром, прямо на взлетно-посадочной полосе. Гениальный музей, он спроектирован как взлетно-посадочная полоса — начинается с периода палеолита буквально на уровне земли и к современности возрастает до 30-метрового здания с фантастической современной архитектурой.
И туда, в 100-тысячный город, поехала вся Европа, потому что в Тарту есть несколько брендовых вещей: Тартуский университет, один из лучших в Европе, и теперь этот национальный музей. Там уже нет табличек на русском языке, но есть наш гид, и вы можете включить русскую речь на аудиогиде.
Это показатель — мы разорвали связи, которые должны были беречь. Но если там «враги»… У нас был дичайший случай: псковские нашисты на границе слепили танк из снега и дуло направили на Эстонию.
— Символично!
— Идиотизм! Все, на что они способны, — это танк из снега. Он потом растаял. Тоже очень символично…
«ЕСЛИ БУДЕТ ПРИКАЗ СТРЕЛЯТЬ В РОССИЯН — АРМИЯ И ПОЛИЦИЯ ПОДЧИНЯТСЯ?»
— Вопрос о вашей работе депутатом. Вот у нас в Госсовете только одна оппозиционная фракция — три коммуниста из КПРФ. А у вас в псковском областном собрании есть фракции «Яблока», КПРФ, ЛДПР, СР. Завидно!
— Фракцию «Яблока» представляю я один. У демократического депутата от оппозиции есть несколько возможностей. Первое — это, конечно, парламентская трибуна. У нас есть так называемые десятиминутки ненависти (их так называют сами власти) — право каждой фракции до начала сессии выступить в течение 10 минут по актуальным вопросам повестки дня. Я готовлюсь к каждой десятиминутке, выхожу не только с местными темами, но и с всероссийскими. Выступление размещается на нашем YouTube, и там количество зрителей, конечно, больше, чем во время спича в областном собрании.
Второе — у депутата есть право законодательной инициативы. Да, моя ни одна не прошла. Но это тоже способ заявления позиции, когда избиратели говорят: «Мы понимаем, что ты не можешь принять закон, но в нем есть наша позиция, и нас устраивает, что ты ее выражаешь».
Однако самая эффективная часть работы — депутатские запросы. Мы сейчас делаем систему, чтобы они автоматически анализировались за любой период по всем направлениям, адресатам, результативности. Примерно каждый пятый запрос действенен.
— Сильно!
— Мы спасли в Псковской области домашнее свиноводство в 2014 году, отменив через антимонопольную службу 6 постановлений администрации области. Они были приняты в угоду Великолукскому свинокомплексу, где уже 1,2 миллиона свиней. У нас в области 620 тысяч жителей, то есть по две свиньи на человека. Эти постановления обязывали частных свиноводов создать для животных бытовые условия лучше, чем для людей: домик с освещением, отоплением и канализацией. Там имелась и куча других деталей. У нас не все граждане так живут, а свинарники должны были стать с теплой водой.
— С ванной?
— Ванна для свиньи априори нужна. Она производит в сутки 4 килограмма отходов, это аммиак. Соответственно, все должно уходить через специальные решетки, стоки. Свинья должна быть чистой, это вообще чистое животное. Но огромный свинокомплекс, который планируют расширить до 2 миллионов голов без нужных очистных сооружений, — экологическая катастрофа, никакие лагуны не спасают, все идет в почву, воду. У нас треть территории области уже экологически убита. Теперь этот свинокомплекс подползает к Латвии, а ей не все равно. Мы будем вынуждены использовать не только российские ресурсы контроля, но и международные.
Мы спасли от закрытия несколько сельских школ и больниц. Нам удалось заставить администрацию области изменить некоторые правовые акты в части распоряжения госсобственностью. Мы добились признания незаконными несколько десятков сделок. То есть запрос депутата — это очень опасное оружие. А мы еще и публикуем — как вопросы, так и ответы власти.
У нас все чиновники области знают: когда я присылаю им запрос, их ответ будет вывешен на сайте, об этом напишет пресса. Мы не публикуем только запросы по персональным делам граждан. По числу обращений в прокуратуру я один пишу столько запросов, сколько все псковское областное собрание депутатов, вместе взятое.
— А другие оппозиционные партии?
— Пишут, но меньше. От меня в неделю уходит несколько запросов. Мне один работник прокуратуры сказал, что нужно создавать отдел по работе с обращениями депутата Шлосберга. Я пошутил: «Отдел — ладно, вы мне кабинет выделите в прокуратуре, я там посажу помощника…»
То есть один отдельно взятый депутат как маленький, хорошо вооруженный танк. Не снежный… Но мирный. Это все легальные способы работы и борьбы.
Вы же видите, что сегодня люди разочарованы в легальных способах чего-либо добиться от власти. Отсюда мысли про партизанщину, насилие… Но надежды на внеправовое, насильственное изменение ситуации — это катастрофические мысли. Они пришли еще из острой, вопиющей несправедливости Российской империи конца XIX – начала XX века, отягощенной войной. Если бы не она, у нас не было бы революций 1917 года — ни Февральской, ни Октябрьской, которая, кстати, не революция, а переворот. Поэтому сейчас надо постоянно говорить о необходимости мира, откатываться от войны, иначе может случиться крах государства…
— Митинги проводите?
— Постоянно.
— Как их воспринимают силовики?
— Как депутату мне приходится постоянно работать с прокуратурой, иногда со следствием, полицией. В разговоре не под запись правоохранители жалуются. Во-первых, им закрыт выезд из страны. Отдыхать? Пожалуйста, в Крым. Но там все так дорого… Во-вторых, у них 7-дневная рабочая неделя. Они работают по вечерам, в выходные защищают власть.
Еще 10 лет назад правоохранители были в значительной части искренними сторонниками режима, теперь меняют свои оценки.
Главный вопрос: если будет приказ стрелять в россиян — армия и полиция подчинятся? У власти до сих пор нет уверенности, что так произойдет. Выведите псковский ОМОН против жителей Пскова — у меня есть понимание, что не все будут стрелять. Поэтому нет особой надежды у властей на построенную размером с половины страны Росгвардию, нет уверенности, что она готова повернуть оружие против народа. Это же все уже имело место, мы проходили. Была же царская охранка — и что?
Вопрос в том, сколько выходит людей. Если 100 человек — одна ситуация, если 100 тысяч — полиция уже с народом. Когда я приезжаю в Пскове на митинги, вижу, что их охраняют одни и те же полсотни полицейских. Если большой митинг, то 100 правоохранителей. Я с ними всегда здороваюсь, когда прихожу на митинг, за руку, в том числе с младшими чинами, лейтенантами, сержантами. Некоторые боятся протянуть руку. Они не понимают, что делать. Пришел оппозиционер, его должны контролировать, он сейчас скажет что-нибудь про Путина…
Полицейские уже утратили понимание того, что их задача — охранять тех людей, которые пришли на митинг. Не виртуальную власть от нас защищать, а, наоборот, нас. Мы пришли выражать свое мнение. Правоохранителям нужно об этом постоянно напоминать.
«ЛЮДИ ХОТЕЛИ ПЕРЕМЕН К ЛУЧШЕМУ — 45 МИЛЛИОНОВ ЧЕЛОВЕК»
— В 2016 году за «Яблоко» проголосовали где-то миллион россиян. Вообще, то, что партия смогла с 1993-го удержаться на плаву в нынешних российских условиях, не заглохнуть, уже чудо. Но почему, с вашей точки зрения, ей не удалось стать очень влиятельной?
— У «Яблока» есть родовая зависимость от общества. Это политическая партия, возникшая не сама по себе, а в обществе, которое консолидировалось вокруг нас. Был очень болезненный период развития страны, когда уже состоялись все, безумные в том числе, ошибочные политические реформы. Тогда же произошли экономические, которые не принесли справедливости, а, наоборот, разрушили социальную базу реформ.
Если говорить о базе демократических реформ, у нас, всей страны, был очень серьезный тест — это выборы президента Российской Федерации, тогда еще Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, 12 июня 1991 года. Первые выборы Бориса Ельцина. Вот все те, кто тогда проголосовал за него, около 45 миллионов человек... это была социальная база реформ.
Люди хотели перемен, может быть, не совсем понимая, каких именно, но к лучшему. От несвободы к свободе, от нищеты к благополучию, от диктата одной идеологии к свободе мнений… То есть все понимали, от чего надо отказываться и к чему надо двигаться. Была одна проблема — как прийти? Какой выбрать способ? И с методами ошиблись очень жестоко. Отчасти от безграмотности…
— Так не было же опыта демократического управления…
— И его нужно было получать в режиме реального времени, потому что имелась очень сильная советская во всех смыслах слова бюрократия. Она осталась на своих местах крайне влиятельной и начала быстро заниматься бизнесом, увидела новые возможности, которые предоставляет законодательство. И оказалось понятно, что в чистом виде власть не сможет контролировать ход всех событий — она должна добавить к себе собственность.
— И стала резво так делать…
— Был реализован способ приватизации через ваучеры вместо именных приватизационных счетов, которые невозможно было бы передавать как фантики.
— В Татарстане существовали именные приватизационные чеки.
— Дело не в них — должны были появиться именные приватизационные счета. Это совсем другая история. Их невозможно было бы передать кому-то…
— За пару пачек стирального порошка…
— У таких счетов был бы более сложный оборот. Совершенно очевидно, что все сделано по той схеме, которая позволяла консолидировать имущество в очень немногочисленных руках и крайне быстро. Вся схема приватизации — сознательно, не по ошибке — была продумана как план перетока государственной собственности вполне конкретному кругу лиц, связанных с властью. Уже тогда появилась мафия. Это было очень серьезное событие.
Все, кто помнит залоговые аукционы, понимают, что подобное — классика жанра! Между бизнесом и властью в виде правительства — где-то федерального, где-то регионального уровня, в зависимости от того, кто принимал управленческие решения по собственности, — подписывался договор, заведомо не исполнимый для власти, допустим о ссуде, которую она заведомо не может вернуть. А если данная ссуда не приходит вовремя, то определенному лицу (кредитору) передаются материальные активы.
Это суть залогового аукциона — одной из самых криминальных схем приватизации, возможной в мире. Именно она была реализована в России. Это не ошибка, а сознательные инструменты изъятия государственной собственности по ничтожным ценам в искусственных, выдуманных, абсолютно криминальных обстоятельствах. Соответственно, те, кто в 1991-м голосовал за Ельцина, выбирали не залоговые аукционы, не войну в Чечне, не полное разрушение социальной системы как таковой…
— Это уж точно!
— Они проголосовали за перемены к лучшему, при этом не обладая прямыми возможностями влияния, и делегировали свое право конкретным людям, понадеялись на тех, кто не справился с ситуацией.
Ельцин с точки зрения мотивов был человеком искренним, но с точки зрения государственной квалификации — абсолютно бездарным управленцем. Соответственно, при таком человеке, который является номер один в стране, появляются 100 других людей, которые и принимают фактические решения, но при этом они манипулируют первым лицом, знают, от чего он злится, раздражается, на что реагирует, как надо сделать так, чтобы его гнев направился на конкретного человека… О, это были специалисты очень высокого уровня. Они практически все до сих пор остаются в России. Из них реально самый знаменитый…
— Анатолий Чубайс...
— Срок неприкосновенности которого истекает сейчас.
— Что вы имеете в виду?
— Последний срок Путина. Анатолию Борисовичу была гарантирована политическая неприкосновенность на все время правления Владимира Владимировича, потому что президентом его сделал Чубайс.
— Но…
— И отчасти Борис Березовский. Эти два человека сделали Путина президентом России. Ельцин озвучил решение, к которому его подготовили.
— «Я ухожу»…
«ПАРТИЯ «ЯБЛОКО» НЕМНОЖКО ОПОЗДАЛА РОДИТЬСЯ»
— Возвращаясь к вашему вопросу про «Яблоко»... оно возникло как партия протеста против безумных реформ, как альтернатива такому способу реформирования страны. Вместо идиотских, в том числе сознательно варварских, реформ нужны были цивилизованные. Уже тогда эту альтернативу поддерживали очень немного людей, несколько миллионов человек на всю страну. То есть партия «Яблоко» немножко опоздала родиться.
Она должна была стать парламентской силой до 1993 года. Но Россия опоздала с политической реформой. Ельцин стал президентом в 1991-м, и власти занялись экстренными, как они полагали, экономическими реформами, не изменяя политическую систему. Это была грубейшая ошибка. В России не провели политическую реформу в тот момент, когда она была абсолютно востребована. Не организовали реституцию. Ни одна демократическая политическая и общественная реформа невозможна без реституции. Что сделала советская власть? Отняла собственность, убила собственников и сказала: «Теперь это все народное…»
— Ну-ну…
— Да, подобное никогда не принадлежало народу. Де-факто в Советском Союзе не было никакой народной собственности, потому что государственная не есть народная. А «частная собственность»... даже слово такое не использовалось, было записано «индивидуальная собственность». 6 соток — это не частная собственность, а индивидуальная. Был квазиинститут. Все понимали, что данная земля принадлежит человеку, но в любую минуту государство может и эти 6 соток забрать, и дачный домик. Было ограничение и по высотности, и по площади. Ну чтобы не зарывались.
Когда пришла новая власть, она должна была решать все проблемы одновременно и при этом понимать: есть 45 миллионов людей, всего 45, которых нужно беречь, сохранить максимально возможным образом. Реформы без потерь не бывают…
— Россияне это здорово прочувствовали на себе…
— Но то, что произошло в 1990-е годы, оказалось разрушением социальной базы демократических реформ. Слово «демократия» появилось, а она — нет. И «Яблоко» как партия, представляющая общество, ориентированное на цивилизованные политические, экономические, гражданские реформы, стала провисать с самого начала. Часто говорят: вот же, «Яблоко» в 1995 году на выборах в Госдуму набрало 8,5 процента.
— Это был успех!
— Результат, но не успех. Потому что возможности принимать законы у «Яблока» не имелось, формировать правительство и держать в руках президента — тоже. Мы изначально оказались в заведомом политическом меньшинстве. А люди так устроены, что им нужен результат — и желательно быстро. Когда стало понятно, что это голосование, данный выбор требует от общества последовательности каждый следующий год (каждый год где-то проходят выборы), и нужны время, терпение, политическая мудрость, демократическая медийная среда, чтобы люди, выражающие разные точки зрения, говорили о ней на всех каналах…
— Когда такое было в России? Ну исключая 90-е годы, при Ельцине…
— Свобода слова в России, строго говоря, длилась 9 лет, с 1992-го по 2000-й. При всем разном отношении к Ельцину свобода СМИ была для него священной коровой. Он помнил, что его, гонимого Михаилом Горбачевым и всей партийной верхушкой, спасли первые независимые СМИ. Они были тогда общероссийскими, даже общесоюзными, — «Комсомольская правда», «Московский комсомолец». Эти газеты, которые вышли из системы и стали независимыми СМИ де-факто, Бориса Николаевича спасли — открытостью, публичностью. Они дали ему возможность получить общественную поддержку.
«Комсомольская правда» тогда имела тираж 22 миллиона экземпляров! Официальная областная газета «Псковская правда» в регионе, где жили 800 тысяч человек, имела тираж 102 тысячи экземпляров. Ее читали почти в каждом доме. Сегодня газету практически никто не знает, потому что она не пишет о том, что происходит в жизни.
Это настоящая общенациональная трагедия начала 1990-х годов — когда цивилизованный путь реформ не был избран. И получилось, что «Яблоко» оказалось в оппозиции не только уходящему советскому режиму, но и новой власти, лидеры которой себя называли демократами, не будучи таковыми. Искусства и опыта выживания в такой ситуации в России не имелось, поэтому с каждым последующим созывом Госдумы мы теряли голоса. Наши сторонники уходили из жизни, разочаровывались, уезжали из страны…
— Это и сегодня происходит.
— До сих пор точно не подсчитано число покинувших Россию. При Путине, по скромным данным, уехали около 2 миллионов человек только интеллектуальной элиты. Для страны, в которой 142 миллиона жителей от мала до велика, потерять 2 миллиона интеллектуалов недопустимо много. Но люди не хотят ждать. Наша партия во многом жертва ситуации невыполненных ожиданий. Кроме того, «Яблоко» оказалось сначала немного гелиоцентричной системой. Есть фракция в Госдуме — это хорошо! Я уже тогда был председателем регионального отделения. Куда я приезжал в Москву?
— В Думу, понятно…
— Не в офис партии, а в Госдуму, потому что там работал весь аппарат, сидели депутаты. Старое здание, 7-й этаж, поднимаешься — как у себя дома, написано «Яблоко», вот кабинеты, пресс-служба… Но в это время в регионах многие «яблочники» упускали свой шанс. Не развивались, не участвовали в выборах, не становились властью. Есть же партия в федеральном парламенте, мы все просто ее помощники… А потом у нас украли фракцию — в 2003 году.
— Украли?
— За одну ночь в протоколы выборов в Госдуму было вброшено 1,3 миллиона голосов за «Единую Россию»… А Путин уже поздравил Григория Явлинского, у нас имелось больше 5 процентов, «Яблоко» прошло в Думу. Потом наступает утро… И мы видим, что никаких 5 процентов у нас уже нет. Технологи ЕР, которые контролировали ЦИК полностью, поняли: им не нужна пятая партия в парламенте.
Дело было не в «Яблоке» — на нашем месте могла быть любая другая политическая партия. Но если в парламент проходит четыре партии, то ЕР получает большинство, ей не нужно консолидироваться и вести переговоры ни с одной партией — ни по комитетам, ни по вице-спикерам. Управление Госдумой находится в одних руках. Для этого партий должно было оказаться четыре, и пятая являлась лишней. Вбросив 1,3 миллиона голосов, всех остальных подсадили по результату, а нас выкинули из парламента.
К ситуации, когда у партии нет центра влияния, принятия решения, публичности (депутатов Госдумы обязаны показывать, их позицию должны обсуждать по национальному телевидению — и вдруг народных избранников нет), партия оказалась не готова. И это положение «Яблоко» переживает очень тяжело.
— Перспектива у него есть?
— Да. Имеется один плюс для «Яблока» — после 2003 года от нас ушли все карьеристы. И правильно сделали, потому что они были не на своем месте, являлись неискренними, нечестными, пытались с помощью нашей партии въехать во власть. Потом стало ясно, что дорога есть, а рельсов нет, их надо прокладывать… Это трудно, временами опасно, и к таким рискам карьеристы оказались совершенно не готовы. Они пошли в систему — и слава богу!
Другая проблема — появились высокие риски того, что даже рядовое участие в политике наказуемо. Это не всех устраивает, в том числе честных, порядочных людей. Не нравится возможность рисковать головой, семьей, безопасностью. Это испытание. Оно у всех разное, кому-то больше достается, кому-то — меньше, но политика стала опасным местом. И часть людей отошли в сторону, оказались не готовы участвовать в опасной политике.
— В «Яблоке» понимают, что сегодня надо делать?
— Модели трансфера, которую готовит власть, нужна содержательная альтернатива оппозиции. Все реформы конца 1980-х – начала 1990-х были из Москвы. А сейчас нужно идти от земли: муниципалитетов, сельских поселений, городских округов… Хотите вернуть государство себе? Нечего надеяться на очередной царский переворот, сами возвращайте, снизу.
По Конституции единственным источником власти в России является ее многонациональный народ. Если идти от земли, тогда у каждого есть территория ответственности. Да, это все очень трудно, с рисками, против ветра, но возможно.
Есть примеры стран, у которых не было ничего, но при появлении нормальных институтов туда стали возвращаться люди. У меня есть мечта: если будет нормальная страна, пригласить вернуться тех, кто уехал из Псковской области: десятки тысяч образованных, эффективных граждан. Все, конечно, не вернутся…
Но пока, к сожалению, люди продолжают уезжать.
Елена Чернобровкина